Годы молодые с забубенной славой
Годы молодые с забубенной славой, Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли, Были синие глаза, да теперь поблекли.
Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно. В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
Руки вытяну - и вот слушаю на ощупь: Едем... кони... сани... снег... проезжаем рощу.
"Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым! Душу вытрясти не жаль по таким ухабам".
А ямщик в ответ одно: "По такой метели Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели".
"Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!" Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.
Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья. Вдруг толчок... и из саней прямо на сугроб я.
Встал и вижу: что за черт - вместо бойкой тройки... Забинтованный лежу на больничной койке.
И заместо лошадей по дороге тряской Бью я жесткую кровать модрою повязкой.
На лице часов в усы закрутились стрелки. Наклонились надо мной сонные сиделки.
Наклонились и хрипят: "Эх ты, златоглавый, Отравил ты сам себя горькою отравой.
Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли, - Синие твои глаза в кабаках промокли".
<1924>
|