Ехал барин из Рязани, Полтораста рублей сани. Семисотенный конь С раззолоченной дугой.
Уж я эту дугу Заложить не могу. Заложить не могу Ни недругу, ни врагу.
Как поеду на Губань, Соберу я разну рвань. Соберу я разну рвань: - Собирайте, братцы, дань.
Только рвани нынче нет - По-другому сделан свет. И поет гармоница, Что исчезла вольница.
Руки врозь. Вожжи брось. Такая досада. Тани нет. Тани нет, А мне ее надо.
‹1924›
Ответ
Старушка милая, Живи, как ты живешь. Я нежно чувствую Твою любовь и память. Но только ты Ни капли не поймешь - Чем я живу И чем я в мире занят. Теперь у вас зима. И лунными ночами, Я знаю, ты Помыслишь не одна, Как будто кто Черемуху качает И осыпает Снегом у окна. Родимая! Ну как заснуть в метель? В трубе так жалобно И так протяжно стонет. Захочешь лечь, Но видишь не постель, А узкий гроб И - что тебя хоронят. Так будто тысяча Гнусавейших дьячков, Поет она плакидой - Сволочь-вьюга! И снег ложится Вроде пятачков, И нет за гробом Ни жены, ни друга! Я более всего Весну люблю. Люблю разлив Стремительным потоком, Где каждой щепке, Словно кораблю, Такой простор, Что не окинешь оком. Но ту весну, Которую люблю, Я революцией великой Называю! И лишь о ней Страдаю и скорблю, Ее одну Я жду и призываю! Но эта пакость - Хладная планета! Ее и Солнцем-Лениным Пока не растопить! Вот потому С больной душой поэта Пошел скандалить я, Озорничать и пить. Но время будет, Милая, родная! Она придет, желанная пора! Недаром мы Присели у орудий: Тот сел у пушки, Этот - у пера. Забудь про деньги ты, Забудь про все. Какая гибель?! Ты ли это, ты ли? Ведь не корова я, Не лошадь, не осел, Чтобы меня Из стойла выводили! Я выйду сам, Когда настанет срок, Когда пальнуть Придется по планете, И, воротясь, Тебе куплю платок, Ну, а отцу Куплю я штуки эти. Пока ж - идет метель, И тысячей дьячков Поет она плакидой - Сволочь-вьюга. И снег ложится Вроде пятачков, И нет за гробом Ни жены, ни друга. 1924
ПАМЯТИ БРЮСОВА
Мы умираем, Сходим в тишь и грусть, Но знаю я - Нас не забудет Русь.
Любили девушек, Любили женщин мы - И ели хлеб Из нищенской сумы.
Но не любили мы Продажных торгашей. Планета, милая, - Катись, гуляй и пей.
Мы рифмы старые Раз сорок повторим. Пускать сумеем Гоголя и дым.
Но все же были мы Всегда одни. Мой милый друг, Не сетуй, не кляни!
Вот умер Брюсов, Но помрем и мы, - Не выпросить нам дней Из нищенской сумы.
Но крепко вцапались Мы в нищую суму. Валерий Яклевич! Мир праху твоему!
Покинул я Родимое жилище. Голубчик! Дедушка! Я вновь к тебе пишу... У вас под окнами Теперь метели свищут, И в дымовой трубе Протяжный вой и шум, Как будто сто чертей Залезло на чердак. А ты всю ночь не спишь И дрыгаешь ногою. И хочется тебе Накинуть свой пиджак, Пойти туда, Избить всех кочергою. Наивность милая Нетронутой души! Недаром прадед За овса три меры Тебя к дьячку водил В заброшенной глуши Учить: "Достойно есть" И с "Отче" "Символ веры". Хорошего коня пасут. Отборный корм Ему любви порука. И, самого себя Призвав на суд, Тому же самому Ты обучать стал внука. Но внук учебы этой Не постиг И, к горечи твоей, Ушел в страну чужую. По-твоему, теперь Бродягою брожу я, Слагая в помыслах Ненужный глупый стих. Ты говоришь: Что у тебя украли, Что я дурак, А город - плут и мот. Но только, дедушка, Едва ли так, едва ли, - Плохую лошадь Вор не уведет. Плохую лошадь Со двора не сгонишь, Но тот, кто хочет Знать другую гладь, Тот скажет: Чтоб не сгнить в затоне, Страну родную Нужно покидать. Вот я и кинул. Я в стране далекой. Весна. Здесь розы больше кулака. И я твоей Судьбине одинокой Привет их теплый Шлю издалека. Теперь метель Вовсю свистит в Рязани, А у тебя - Меня увидеть зуд. Но ты ведь знаешь - Никакие сани Тебя сюда Ко мне не завезут. Я знаю - Ты б приехал к розам, К теплу. Да только вот беда: Твое проклятье Силе паровоза Тебя навек Не сдвинет никуда. А если я помру? Ты слышишь, дедушка? Помру я? Ты сядешь или нет в вагон, Чтобы присутствовать На свадьбе похорон И спеть в последнюю Печаль мне "аллилуйя"? Тогда садись, старик. Садись без слез, Доверься ты Стальной кобыле. Ах, что за лошадь, Что за лошадь паровоз! Ее, наверное, В Германии купили. Чугунный рот ее Привык к огню, И дым над ней, как грива, - Черен, густ и четок. Такую б гриву Нашему коню, - То сколько б вышло Разных швабр и щеток! Я знаю - Время даже камень крошит.. И ты, старик, Когда-нибудь поймешь, Что, даже лучшую Впрягая в сани лошадь, В далекий край Лишь кости привезешь... Поймешь и то, Что я ушел недаром Туда, где бег Быстрее, чем полет. В стране, объятой вьюгой И пожаром, Плохую лошадь Вор не уведет. Декабрь 1924 Батум
Письмо к женщине
Вы помните, Вы все, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене, Взволнованно ходили вы по комнате И что-то резкое В лицо бросали мне. Вы говорили: Нам пора расстаться, Что вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел - Катиться дальше, вниз. Любимая! Меня вы не любили. Не знали вы, что в сонмище людском Я был, как лошадь, загнанная в мыле, Пришпоренная смелым ездоком. Не знали вы, Что я в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, что не пойму - Куда несет нас рок событий. Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Когда кипит морская гладь, Корабль в плачевном состоянье. Земля - корабль! Но кто-то вдруг За новой жизнью, новой славой В прямую гущу бурь и вьюг Ее направил величаво. Ну кто ж из нас на палубе большой Не падал, не блевал и не ругался? Их мало, с опытной душой, Кто крепким в качке оставался. Тогда и я Под дикий шум, Но зрело знающий работу, Спустился в корабельный трюм, Чтоб не смотреть людскую рвоту. Тот трюм был - Русским кабаком. И я склонился над стаканом, Чтоб, не страдая ни о ком, Себя сгубить В угаре пьяном. Любимая! Я мучил вас, У вас была тоска В глазах усталых: Что я пред вами напоказ Себя растрачивал в скандалах. Но вы не знали, Что в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, Что не пойму, Куда несет нас рок событий... . . . . . . . . . . . . . . . Теперь года прошли, Я в возрасте ином. И чувствую и мыслю по-иному. И говорю за праздничным вином: Хвала и слава рулевому! Сегодня я В ударе нежных чувств. Я вспомнил вашу грустную усталость. И вот теперь Я сообщить вам мчусь, Каков я был И что со мною сталось! Любимая! Сказать приятно мне: Я избежал паденья с кручи. Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик. Я стал не тем, Кем был тогда. Не мучил бы я вас, Как это было раньше. За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ла-Манша. Простите мне... Я знаю: вы не та - Живете вы С серьезным, умным мужем; Что не нужна вам наша маета, И сам я вам Ни капельки не нужен. Живите так, Как вас ведет звезда, Под кущей обновленной сени. С приветствием, Вас помнящий всегда Знакомый ваш Сергей Есенин. 1924
ПИСЬМО К МАТЕРИ
Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу, Загрустила шибко обо мне, Что ты часто ходишь на дорогу В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке Часто видится одно и то ж: Будто кто-то мне в кабацкой драке Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся. Это только тягостная бредь. Не такой уж горький я пропойца, Чтоб, тебя не видя, умереть.
Я по-прежнему такой же нежный И мечтаю только лишь о том, Чтоб скорее от тоски мятежной Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви По-весеннему наш белый сад. Только ты меня уж на рассвете Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось, Не волнуй того, что не сбылось, - Слишком раннюю утрату и усталость Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо! К старому возврата больше нет. Ты одна мне помощь и отрада, Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу, Не грусти так шибко обо мне. Не ходи так часто на дорогу В старомодном ветхом шушуне.
<1924>
Письмо от матери
Чего же мне Еще теперь придумать, О чем теперь Еще мне написать? Передо мной На столике угрюмом Лежит письмо, Что мне прислала мать. Она мне пишет: "Если можешь ты, То приезжай, голубчик, К нам на святки. Купи мне шаль, Отцу купи порты, У нас в дому Большие недостатки. Мне страх не нравится, Что ты поэт, Что ты сдружился С славою плохою. Гораздо лучше б С малых лет Ходил ты в поле за сохою. Стара я стала И совсем плоха, Но если б дома Был ты изначала, То у меня Была б теперь сноха И на ноге Внучонка я качала. Но ты детей По свету растерял, Свою жену Легко отдал другому, И без семьи, без дружбы, Без причал Ты с головой Ушел в кабацкий омут. Любимый сын мой, Что с тобой? Ты был так кроток, Был так смиренен. И говорил все наперебой: Какой счастливый Александр Есенин! В тебе надежды наши Не сбылись, И на душе С того больней и горше, Что у отца Была напрасной мысль, Чтоб за стихи Ты денег брал побольше. Хоть сколько б ты Ни брал, Ты не пошлешь их в дом, И потому так горько Речи льются, Что знаю я На опыте твоем: Поэтам деньги не даются. Мне страх не нравится, Что ты поэт, Что ты сдружился С славою плохою. Гораздо лучше б С малых лет Ходил ты в поле за сохою. Теперь сплошная грусть, Живем мы, как во тьме. У нас нет лошади. Но если б был ты в доме, То было б все, И при твоем уме - Пост председателя В волисполкоме. Тогда б жилось смелей, Никто б нас не тянул, И ты б не знал Ненужную усталость, Я б заставляла Прясть Твою жену, А ты, как сын, Покоил нашу старость". . . . . . . . . . . . . . . Я комкаю письмо, Я погружаюсь в жуть. Ужель нет выхода В моем пути заветном? Но все, что думаю, Я после расскажу. Я расскажу В письме ответном... 1924
Меню сайта
