У загнетки неба синего Облака горят, поленища, На сухменьи ель-ухватище Пламя-полымя ворочает.
Не кухта в бору замешкалась И не лышник чешет бороду, Ходит Спасе, Спас-угодниче Со опущенной головушкой.
Отворялась Божья гридница Косятым окном по нудышу, Выходила Троеручица На крылечко с горней стражею.
И шумнула мать пелеганцу: "Ой ты, сыне мой возлюбленный, Помути ты силу вражию, Соблюди Урусь кондовую".
Не убластилося Батыю, Не во сне ему почуялось, Наяву ему предвиделось - Дикомыти рвут татаровье.
Повернул коня поганище На застепное пристанище, За пожнёвые утырины, На укрепы ли козельские.
Ой, бахвалятся провытники Без уёму, без попречины. За кого же тебя пропили, Половецкая любовница?
6
У Палаги-шинкачерихи На меду вино развожено. Корачевые кумашницы Рушниками занавешаны.
Не облыжники пеняются, Не кусомни-поминушники,- Соходилися товарищи Свет хороброго Евпатия.
Говорит-гудит детинушка: "Ой ли, други закадышные, Не пора ль нам тыквы-головы Попытать над ятаганами?
Не назря мы, чай, за пожнями Солнце стрелами утыкали, Не с безделья в стены райские Два окошка пробуравили".
Не загулины кувекали, Не тетерники скликалися, А удалые головушки С просулёнами прощалися.
Плачут засыньки по дружникам, По Евпатию ль все Ольговичи. Улетают молодикочи Во погоню на потравников.
Ой, не суки в тыне щенятся Под козельскими корягами, Налетала рать Евпатия, Сокрушала сыть поганую.
Защемило сердце Батыя, Хлябушиной закобонилось. Не рязанцы ль встали мертвые На угубу кроволитную?
7
А на райских пашнях побрани - Спорит идолище с Господом: "Ты отдай победу выкрому, Правоверу мусульманину".
Говорит Господь узывчиво: "Ай ты, идолище черное, У какой ты злюки-матери Титьку-вишенье высасывал?"
Бьются соколы-дружинники, А не знают волю сполову. Как сидеть их белым душенькам В терему ли, в саде райскоем.
Стонет идолище черное, Брови-поросль оторачает. Как кипеть ли злым татаровьям - Во смоле, котлах кипучиих.
Скачет хан на бела батыря, С губ бежит слюна капучая. И не меч Евпатий вытянул, А свеча в руках затеплилась.
Не березки-белолипушки Из-под гоноби подрублены, Полегли соколья-дружники Под татарскими насечками.
Не карачевое гульбище, Не изюм-кутья поминная - Разыгрались злы татаровья, Кровь полониками черпают.
Возговорит лютый ханище: "Ой ли, черти-куралесники, Отешите череп батыря Что ль на чашу на сивушную".
Уж он пьет не пьет, курвяжится, Оглянётся да понюхает: "А всего ты, сила русская, На тыновье загодилася".
________
От Ольги до Швивой Заводи Знают песни про Евпатия. Их поют от белой вызнати До холопного сермяжника.
1912. Великий пост
ПОЭТ
Не поэт, кто слов пророка Не желает заучить, Кто язвительно порока Не умеет обличить.
Не поэт, кто сам боится, Чтобы сильных уязвить, Кто победою гордится, Может слабых устрашить.
Не поэт и кто имеет К людям разную любовь, Кто за правду не умеет Проливать с врагами кровь.
Тот поэт, врагов кто губит, Чья родная правда - мать, Кто людей как братьев любит И готов за них страдать.
Он все сделает свободно, Что другие не могли. Он поэт, поэт народный, Он поэт родной земли!
‹1912›
ПОЭТ Горячо любимому другу Грише
Тот поэт, врагов кто губит, Чья родная правда мать, Кто людей, как братьев, любит И готов за них страдать. Он все сделает свободно, Что другие не могли. Он поэт, поэт народный, Он поэт родной земли!
<1912>
Задымился вечер, дремлет кот на брусе
Задымился вечер, дремлет кот на брусе, Кто-то помолился: "Господи Исусе".
Полыхают зори, круятся туманы, Над резным окошком занавес багряный.
Вьются паутины с золотой повети. Где-то мышь скребется в затворенной клети...
У лесной поляны - в свяслах копны хлеба, Ели, словно копья, уперлися в небо.
Закадили дымом под росою рощи... В сердце почивают тишина и мощи.
Матушка в Купальницу по лесу ходила, Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи, Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила, Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле. Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи, Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Только не по совести счастье наготове, Выбираю удалью и глаза и брови.
Как снежинка белая, в просини я таю Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю.
1912
Ты плакала в вечерней тишине
Ты плакала в вечерней тишине, И слезы горькие на землю упадали, И было тяжело и так печально мне, И все же мы друг друга не поняли. Умчалась ты в далекие края, И все мечты увянули без цвета, И вновь опять один остался я Страдать душой без ласки и привета. И часто я вечернею порой Хожу к местам заветного свиданья, И вижу я в мечтах мне милый образ твой, И слышу в тишине тоскливые рыданья.