Любимые стихи - Анна Снегина. Глава 2

Анна Снегина. Глава 2

2

   "Ну что же! Вставай, Сергуша!
   Еще и заря не текла,
   Старуха за милую душу
   Оладьев тебе напекла.
   Я сам-то сейчас уеду
   К помещице Снегиной...
   Ей
   Вчера настрелял я к обеду
   Прекраснейших дупелей".

   Привет тебе, жизни денница!
   Встаю, одеваюсь, иду.
   Дымком отдает росяница
   На яблонях белых в саду.
   Я думаю:
   Как прекрасна
   Земля
   И на ней человек.
   И сколько с войной несчастных
   Уродов теперь и калек!
   И сколько зарыто в ямах!
   И сколько зароют еще!
   И чувствую в скулах упрямых
   Жестокую судоргу щек.

   Нет, нет!
   Не пойду навеки!
   За то, что какая-то мразь
   Бросает солдату-калеке
   Пятак или гривенник в грязь.

   "Ну, доброе утро, старуха!
   Ты что-то немного сдала..."
   И слышу сквозь кашель глухо:
   "Дела одолели, дела.
   У нас здесь теперь неспокойно.
   Испариной все зацвело.
   Сплошные мужицкие войны -
   Дерутся селом на село.
   Сама я своими ушами
   Слыхала от прихожан:
   То радовцев бьют криушане,
   То радовцы бьют криушан.
   А все это, значит, безвластье.
   Прогнали царя...
   Так вот...
   Посыпались все напасти
   На наш неразумный народ.
   Открыли зачем-то остроги,
   Злодеев пустили лихих.
   Теперь на большой дороге
   Покою не знай от них.
   Вот тоже, допустим... C Криуши...
   Их нужно б в тюрьму за тюрьмой,
   Они ж, воровские души,
   Вернулись опять домой.
   У них там есть Прон Оглоблин,
   Булдыжник, драчун, грубиян.
   Он вечно на всех озлоблен,
   С утра по неделям пьян.
   И нагло в третьевом годе,
   Когда объявили войну,
   При всем честном народе
   Убил топором старшину.
   Таких теперь тысячи стало
   Творить на свободе гнусь.
   Пропала Расея, пропала...
   Погибла кормилица Русь..."

   Я вспомнил рассказ возницы
   И, взяв свою шляпу и трость,
   Пошел мужикам поклониться,
   Как старый знакомый и гость.

      *

   Иду голубою дорожкой
   И вижу - навстречу мне
   Несется мой мельник на дрожках
   По рыхлой еще целине.
   "Сергуха! За милую душу!
   Постой, я тебе расскажу!
   Сейчас! Дай поправить вожжу,
   Потом и тебя оглоушу.
   Чего ж ты мне утром ни слова?
   Я Снегиным так и бряк:
   Приехал ко мне, мол, веселый
   Один молодой чудак.
   (Они ко мне очень желанны,
   Я знаю их десять лет.)
   А дочь их замужняя Анна
   Спросила:
   - Не тот ли, поэт?
   - Ну, да, - говорю, - он самый.
   - Блондин?
   - Ну, конечно, блондин!
   - С кудрявыми волосами?
   - Забавный такой господин!
   - Когда он приехал?
   - Недавно.
   - Ах, мамочка, это он!
   Ты знаешь,
   Он был забавно
   Когда-то в меня влюблен.
   Был скромный такой мальчишка,
   А нынче...
   Поди ж ты...
   Вот...
   Писатель...
   Известная шишка...
   Без просьбы уж к нам не придет".

   И мельник, как будто с победы,
   Лукаво прищурил глаз:
   "Ну, ладно! Прощай до обеда!
   Другое сдержу про запас".

   Я шел по дороге в Криушу
   И тростью сшибал зеленя.
   Ничто не пробилось мне в душу,
   Ничто не смутило меня.
   Струилися запахи сладко,
   И в мыслях был пьяный туман...
   Теперь бы с красивой солдаткой
   Завесть хорошо роман.

      *

   Но вот и Криуша...
   Три года
   Не зрел я знакомых крыш.
   Сиреневая погода
   Сиренью обрызгала тишь.
   Не слышно собачьего лая,
   Здесь нечего, видно, стеречь -
   У каждого хата гнилая,
   А в хате ухваты да печь.
   Гляжу, на крыльце у Прона
   Горластый мужицкий галдеж.
   Толкуют о новых законах,
   О ценах на скот и рожь.
   "Здорово, друзья!"
   "Э, охотник!
   Здорово, здорово!
   Садись!
   Послушай-ка ты, беззаботник,
   Про нашу крестьянскую жисть.
   Что нового в Питере слышно?
   С министрами, чай, ведь знаком?
   Недаром, едрит твою в дышло,
   Воспитан ты был кулаком.
   Но все ж мы тебя не порочим.
   Ты - свойский, мужицкий, наш,
   Бахвалишься славой не очень
   И сердце свое не продашь.
   Бывал ты к нам зорким и рьяным,
   Себя вынимал на испод...
   Скажи:
   Отойдут ли крестьянам
   Без выкупа пашни господ?
   Кричат нам,
   Что землю не троньте,
   Еще не настал, мол, миг.
   За что же тогда на фронте
   Мы губим себя и других?"

   И каждый с улыбкой угрюмой
   Смотрел мне в лицо и в глаза,
   А я, отягченный думой,
   Не мог ничего сказать.
   Дрожали, качались ступени,
   Но помню
   Под звон головы:
   "Скажи,
   Кто такое Ленин?"
   Я тихо ответил:
   "Он - вы".