Любимые стихи - Анна Снегина. Глава 5

Анна Снегина. Глава 5

5

   Суровые, грозные годы!
   Но разве всего описать?
   Слыхали дворцовые своды
   Солдатскую крепкую "мать".

   Эх, удаль!
   Цветение в далях!
   Недаром чумазый сброд
   Играл по дворам на роялях
   Коровам тамбовский фокстрот.
   За хлеб, за овес, за картошку
   Мужик залучил граммофон, -
   Слюнявя козлиную ножку,
   Танго себе слушает он.
   Сжимая от прибыли руки,
   Ругаясь на всякий налог,
   Он мыслит до дури о штуке,
   Катающейся между ног.
   Шли годы
   Размашисто, пылко...
   Удел хлебороба гас.
   Немало попрело в бутылках
   "Керенок" и "ходей" у нас.
   Фефела! Кормилец! Касатик!
   Владелец землей и скотом,
   За пару измызганных "катек"
   Он даст себя выдрать кнутом.

   Ну, ладно.
   Довольно стонов!
   Не нужно насмешек и слов!
   Сегодня про участь Прона
   Мне мельник прислал письмо:
   "Сергуха! За милую душу!
   Привет тебе, братец! Привет!
   Ты что-то опять в Криушу
   Не кажешься целых шесть лет!
   Утешь!
   Соберись, на милость!
   Прижваривай по весне!
   У нас здесь такое случилось,
   Чего не расскажешь в письме.
   Теперь стал спокой в народе,
   И буря пришла в угомон.
   Узнай, что в двадцатом годе
   Расстрелян Оглоблин Прон.

   Расея...
   Дуровая зыкь она.
   Хошь верь, хошь не верь ушам -
   Однажды отряд Деникина
   Нагрянул на криушан.
   Вот тут и пошла потеха...
   С потехи такой - околеть.
   Со скрежетом и со смехом
   Гульнула казацкая плеть.
   Тогда вот и чикнули Проню,
   Лабутя ж в солому залез
   И вылез,
   Лишь только кони
   Казацкие скрылись в лес.
   Теперь он по пьяной морде
   Еще не устал голосить:
   "Мне нужно бы красный орден
   За храбрость мою носить".
   Совсем прокатились тучи...
   И хоть мы живем не в раю,
   Ты все ж приезжай, голубчик,
   Утешить судьбину мою..."

      *

   И вот я опять в дороге.
   Ночная июньская хмарь.
   Бегут говорливые дроги
   Ни шатко ни валко, как встарь.
   Дорога довольно хорошая,
   Равнинная тихая звень.
   Луна золотою порошею
   Осыпала даль деревень.
   Мелькают часовни, колодцы,
   Околицы и плетни.
   И сердце по-старому бьется,
   Как билось в далекие дни.

   Я снова на мельнице...
   Ельник
   Усыпан свечьми светляков.
   По-старому старый мельник
   Не может связать двух слов:
   "Голубчик! Вот радость! Сергуха!
   Озяб, чай? Поди, продрог?
   Да ставь ты скорее, старуха,
   На стол самовар и пирог.
   Сергунь! Золотой! Послушай!
   . . . . . . . . . . . . . . . .
   И ты уж старик по годам...
   Сейчас я за милую душу
   Подарок тебе передам".
   "Подарок?"
   "Нет...
   Просто письмишко.
   Да ты не спеши, голубок!
   Почти что два месяца с лишком
   Я с почты его приволок".

   Вскрываю... читаю... Конечно!
   Откуда же больше и ждать!
   И почерк такой беспечный,
   И лондонская печать.

   "Вы живы?.. Я очень рада...
   Я тоже, как вы, жива.
   Так часто мне снится ограда,
   Калитка и ваши слова.
   Теперь я от вас далеко...
   В России теперь апрель.
   И синею заволокой
   Покрыта береза и ель.
   Сейчас вот, когда бумаге
   Вверяю я грусть моих слов,
   Вы с мельником, может, на тяге
   Подслушиваете тетеревов.
   Я часто хожу на пристань
   И, то ли на радость, то ль в страх,
   Гляжу средь судов все пристальней
   На красный советский флаг.
   Теперь там достигли силы.
   Дорога моя ясна...
   Но вы мне по-прежнему милы,
   Как родина и как весна".
   . . . . . . . . . . . . . . . .

   Письмо как письмо.
   Беспричинно.
   Я в жисть бы таких не писал.

   По-прежнему с шубой овчинной
   Иду я на свой сеновал.
   Иду я разросшимся садом,
   Лицо задевает сирень.
   Так мил моим вспыхнувшим взглядам
   Погорбившийся плетень.
   Когда-то у той вон калитки
   Мне было шестнадцать лет.
   И девушка в белой накидке
   Сказала мне ласково: "Нет!"

   Далекие милые были!..
   Тот образ во мне не угас.

   Мы все в эти годы любили,
   Но, значит,
   Любили и нас.

   Январь 1925
   Батум

   1. "липа" - подложный документ
   (Прим. Сергея Есенина.)